Итак, в первых числах апреля 1985 года я пришла в отдел кадров "Ленинки" и заявила о себе как о специалисте со знанием иностранных языков. Два языка у 
меня были активные, да еще третий в институте факультативно изучала – шведский. Мне сказали, что, конечно, им нужен такой человек, и направили меня в отдел иностранного комплектования. Там меня встретила Зоя Петровна Сорокина, которая была замзавотделом. Когда я сказала ей, что у меня трое детей, она не испугалась и начала меня чуть ли не утешать: "Ничего страшного, у нас женский коллектив, многие с детьми, и ничего – работают". Она предложила мне временную ставку, потому что недавно одна сотрудница как раз в декрет ушла. Невольно подтолкнувшая мою карьеру Тамара Аршинова (на фото вторая справа, с белым платком на плечах, я – третья слева во втором ряду, с копной волос на голове).
Меня определили в ту часть отдела, которая занималась международным книгообменом. Сначала меня поставили на самый непрестижный участок отправки литературы. Я должна была находить на полке приготовленные к отправке книги с одним шифром (каждый шифр означал конкретного партнера в какой-нибудь стране), подбирать их так, чтобы все вместе весило примерно три кило, проверять на обычных торговых весах и связывать резинкой (самой обычной, которую в семейные трусы вдевают). Потом другие сотрудники их заворачивали в бумагу "крафт", приклеивали адресные этикетки и отправляли в экспедицию. Оттуда книги уходили на почту и, соответственно, нашим партнерам по книгообмену.
Кстати, я думала, что, возможно, так и простою у весов всю оставшуюся жизнь, и в принципе была к этому готова. Но простояла всего дней десять. Мне предложили участок работы, который охватывал четырнадцать стран, среди которых были Швеция, Великобритания, целый ряд других. Я получала их заказы на карточках, подбирала книги из специального фонда, который был при отделе, ставила шифры, "отписывала" референту (сотруднику, который непосредственно вел переписку с партнером), что книга найдена и передана на отправку. Если книги не было, я начинала за нее бороться: например, если она вся разошлась, я просила ее "докупить"; если книга была достаточно старая, мы направляли заказ "антикварам" в отдел отечественного комплектования, и они разыскивали ее в книжных магазинах или в частных собраниях. Я была очень настырной, и мои партнеры получали большую часть заказанного.
Очень быстро руководство оценило мою бульдожью хватку, перевело меня на постоянную ставку и решило предложить более интересный участок. Меня вызвал к себе Борис Петрович Каневский, наш маститый и очень уважаемый завотделом, и сказал, что пора мне переходить из книгообмена в комплектование. В то время ушла на пенсию комплектатор по немецкоязычным странам Татьяна Аркадьевна Заславская, и ее место заняла ее бывшая помощница. Теперь ей самой нужен был помощник. Так я два года проработала вместе с Татьяной Васильевной Бродской (на фото – вторая слева во втором ряду, а я – крайняя слева в последнем ряду). Она меня великолепно обучала, была очень хорошей наставницей. И служебные, и человеческие отношения у нас были просто идеальные. Потом собралась уходить на пенсию комплектатор по Италии Галина Михайловна Журавлева (на фото выше – вторая справа в последнем ряду, к сожалению видна лишь половина лица), комплектатор высочайшего класса и очень интеллигентная дама. Она спросила у меня: "Танечка, а Вы не хотите пойти учить итальянский, чтобы меня сменить?" Я нескромно сказала, что, конечно, хочу. Первый год я сама занималась по учебнику Лидии Грейзбард (я ведь все-таки профессионально изучала языки, поэтому мне было не так трудно), а потом пошла доучиваться на курсы итальянского при библиотеке. У нас была замечательная преподавательница, которая в свое время училась у самой Грейзбард.
Итак, я продолжала работать помощницей на немецкоязычном участке и получила свой собственный, итальянский. Теперь я была полноценным комплектатором, хоть и по маленькой стране. Могу сказать, что комплектование национальной библиотеки – деятельность фантастически интересная, в том числе и с аналитической точки зрения. Что такое комплектование? Это анализ библиографических источников, которые могут быть самыми разными. Мы брали эти источники (текущие и иногда ретроспективные библиографии, каталоги, предложения книготорговых фирм и т.д.), анализировали их, отбирали то, что с нашей точки зрения могло быть полезным нашим читателям. Но это не было субъективным решением комплектатора. Национальная библиотека всегда имеет свой четкий профиль, зафиксированный в толстом документе. Это отечественные издания шли потоком – все, что издавалось в СССР, автоматически присылалось в Ленинку, там обрабатывалось, каталогизировалось и расставлялось в хранилищах (я застала те времена, когда было три "обязательных экземпляра", потом стало два). А вот иностранная литература комплектовалась по принципу "выборочно", порой "строго выборочно". Отбирать издание нужно было по множеству параметров, но на выходе решение должно быть очень простым: берем – не берем. Что касается сериальных изданий, там требовалось обеспечить полноту, не допустить пробелов.
Одним из основных источников был книгообмен (мы им – они нам), но это была, в основном, все-таки не самая "крутая" научная литература. Справочные издания, научные серии, как правило, приобретались за валюту, поэтому ответственность у комплектаторов была огромная. Лишнюю книжку купить считалось большим браком в работе, за это премии могли лишить. Как это потратить лишнюю золотую народную копеечку! Поэтому мы старались не только качественно отбирать, но и тщательно проверяли в самых разных местах, не получена ли книга – в генеральном алфавитном каталоге, в нашей отдельской картотеке, в своих рабочих картотеках.
Нужно было очень хорошо знать технологию – от заказа издания до его "разметки"после поступления в библиотеку по отрасли знания и в один из фондов. То есть нужно было хорошо представлять себе весь жизненный цикл заказа, чтобы не "схлопотать дублет". Бывало, что девочки, которые работали в нашей диспетчерской, толком не зная языков, расставляли карточки не очень грамотно (например, редактора рассматривали как автора) либо просто "заставляли" их, а комплектатор потом получал по шапке. Высший пилотаж комплектаторской работы был именно в способности проверить все возможные варианты, предусмотреть "глупости"девчонок-расставляльщиц, чтобы избежать дублетов. По сути, это была почти розыскная работа. У нас были свои звезды, которые имели за всю жизнь всего по несколько дублетов. А чтобы ни одного, такого ни у кого не было. Я считалась человеком обстоятельным, дублеты очень редко бывали. Сейчас я понимаю, насколько затратной и неоптимальной была та – неавтоматизированная – технология. Насколько эффективнее я могла бы работать в качестве комплектатора сейчас! На фото выше слева, где меня, увы, нет, т.к. я была фотографом, можно увидеть, как выглядела тогда наша диспетчерская и как дружно жили комплектаторы и диспетчеры.
У нас была целая система воспитания кадров. Человек упасть с неба на комплектаторскую работу не мог в принципе – нужно было пройти несколько ступеней: сначала поработать помощником у мастера, причем несколько лет, а потом уже самостоятельно работать и воспитывать новые кадры. Татьяне Бродской в этом плане не повезло. Когда она пришла в библиотеку на немецкий участок, комплектатором там была совсем молодая женщина, и Татьяна в итоге два десятка лет просидела у нее в помощницах. Это, конечно, ужасно. А вот мне быстро представилась возможность получить самостоятельную работу. Я прошла очень хорошую профессиональную школу, имела хороших учителей, поэтому быстро освоила работу комплектатора. Она мне очень нравилась, и каждое утро я просто бежала в библиотеку.
Я очень хорошо ладила с теми людьми, которыми меня сначала страшно пугали: говорили, что иностранные комплектаторы все высокомерные, недоступные, вредные, что это некий закрытый клан, вещь в себе. Когда я к ним пришла работать, никак не могла понять, почему на них этих "собак вешали" – они показались мне вполне симпатичными людьми, и я очень быстро вписалась в их среду.
Заведующая сектором иностранного комплектования Нинель Павловна Горкина (см. фото справа), один из самых выдающихся и уважаемых специалистов в библиотеке, перед которым все преклонялись, как-то позвала меня и предложила подумать о том, чтобы стать ее преемницей. Я испугалась и замахала руками: "Да Вы что, Нинель Павловна, я никогда никем не управляла, да и комплектаторский опыт у меня короткий!" Я даже и думать не смела, что могу сменить мастера такого класса. А она мне спокойно сказала: "Давай попробуем. Когда я буду отсутствовать, буду тебя оставлять. Не получится, не надо. Будешь заниматься своей работой, а о нашем разговоре забудем. А если получится?". Так и сделали. Она была мною очень довольна.
И тут вдруг Зоя Петровна, которая после ухода на пенсию Бориса Петровича стала заведующей отделом, собралась уходить. Это случилось в 1989 году. Ее позвали на высокую должность в новую президентскую библиотеку, и она согласилась. Но при этом озаботилась тем, чтобы оставить после себя крепкого преемника. У нее была совершенно замечательная заместительница – Елена Анатольевна Савельева, но она не планировала этим заниматься: ее муж ждал назначения в Индию, и она хотела поехать с ним, поэтому мне и предложили занять место заведующей. Но замдиректора, которая курировала весь наш комплекс, потребовала, чтобы я прежде вступила в партию (КПСС, естественно). До сих пор помню ее имя: Эльза Освальдовна Майо-Знак. Зоя Петровна меня с этим вызвала, но я стала категорически отказываться. Она даже опешила, совершенно не ожидала такой "засады". Была уверена, что в этом смысле со мной проблем не будет. Я не знаю, почему тогда так заартачилась. Ведь в то время было совершенно естественным вступать в партию, чтобы сделать административную карьеру. Я сказала: "Если Вы считаете, что я подхожу, что мне добавит партийность?" Ни Зоя, ни Лена, ни Нинель Павловна так и не смогли достучаться до моего разума, и мою кандидатуру "запороли" наверху.
Эти события совпали с тем, что у моего первого мужа появилась серьезная проблема со здоровьем. Именно под этим предлогом я решила уйти, потому что мне было очень неловко перед Зоей Петровной, ведь я ее тогда сильно "подставила". Я сказала, что у меня муж серьезно заболел, и мне нужно его вытаскивать. Мне предлагали отпуск без сохранения содержания – сколько нужно, но я все-таки забрала трудовую книжку. На фото слева я запечатлена во всей своей твердокаменной принципиальности, с горящими глазами.
У Лены поездка в Индию все откладывалась, и она осталась заведовать отделом. А я полгода не работала, ухаживала за мужем. Он, кстати, полностью излечился, до сих пор жив-здоров. Я во время его болезни подрабатывала, и жили мы в то время совсем не плохо, так как я много чего умела делать. В свое время между делом я поназаканчивала много самых разных курсов – кроме кройки, шитья и вязания освоила еще и вышивку (ручную и машинную), плетение, изготовление цветов и композиций из ткани. Чего я только не умела! Сейчас уже, наверно, мало что смогу сделать хорошо, но раньше могла все. Шить и моделировать могла практически профессионально, вязала на спицах и крючком очень быстро – как автомат. Я все это с детства люблю, и у меня к этому есть талант.
Когда я ушла из Ленинки, были мысли создать свой бизнес: хотела открыть частную школу для девочек, где учили бы рукоделиям – всему, чем я сама владела на высоком уровне. Работая в Ленинке и имея статус главного библиотекаря (появился он у меня достаточно быстро), я имела доступ к любому изданию из фонда библиотеки, благодаря чему имела возможность отбирать и получать самые интересные издания по рукоделиям, в том числе старые, дореволюционные. Я их копировала в отделе репрографии (тогда это стоило у нас по 10 копеек за страницу) и таким образом сформировала за годы своей работы очень солидную личную подборку материалов по рукоделиям. У нас с мужем даже была такая статья расходов в семейном бюджете: на ксерокс. Сидя дома, я начала активные действия по созданию частного бизнеса. Даже нашла компаньонку и инвестора.
Но, видимо, мне было не суждено этим заниматься. В сентябре 1990 года Лена Савельева убедительно попросила меня вернуться. Я не могла отказать человеку, которого уважала, и вернулась в библиотеку, которую любила. А наша идейная г-жа Майо-Знак, не давшая мне стать завотделом по причине беспартийности, что бы вы думали, сделала? – Эмигрировала в Израиль! Вот так …
Став заместителем заведующей отделом, я продолжала комплектаторскую деятельность и начала заниматься аналитической работой. Мне было очевидно, что профиль комплектования нашей библиотеки иностранными изданиями несколько отстал от жизни, и занялась анализом новых видов публикаций и, параллельно, анализом читательских требований, которые мне передавались из всех читальных залов. Через некоторое время я сделала большой интересный отчет, доложила о результатах своего анализа отделу и на дирекции, сделала предложения по пересмотру профиля. Эта работа была очень высоко оценена, и мне даже серьезную премию выписали. И на доску почета повесили (см. фото справа).
Что касается нашей любимой библиотеки, то она, грандиозная и бесценная, которая в советское время была главной библиотекой страны, в новой России свое ведущее положение попросту потеряла. Тому было несколько причин: нескончаемые дрязги вокруг ее руководства (борьба за смещение одних назначение других), успешная попытка питерской публички получить статус национальной библиотеки (так что с некоторых пор у нас в России их две), изношенная и отсталая материальная база, отсутствие притока в коллектив "свежей крови", низкие зарплаты, которые подрывали дух даже самых стойких и преданных профессионалов, и многое другое.
Мне как кадровому "ленинцу", довелось еще до всех катаклизмов, связанных с борьбой за власть в библиотеке, понять, насколько важно немедленно начать внедрять автоматизацию. В 1990 году и. о. директора стал Анатолий Петрович Волик, бывший до этого заместителем директора по этой самой автоматизации. Поскольку он очень хорошо ориентировался в этой сфере, в своей новой роли он принялся активно пропагандировать применение новых технологий. В его представлении автоматизация была нужна библиотеке не просто для того, чтобы облегчить комплектаторам, каталогизаторам и систематизаторам задачу заказа и обработки новых поступлений, а библиографам, хранителям и обслуживающим библиотекарям – для поиска и доставки нужных пользователям материалов. Став, в конечном счете, директором, он хотел сделать библиотеку более доступной, причем не только соотечественникам, но и всему миру. Многим из нас загадочное слово "автоматизация" страшно нравилось, и мы всячески высказывалась за то, чтобы она скорее началась. Но Анатолию Петровичу не довелось надолго задержаться у руля.
В начале 1991 года в библиотеке стал регулярно появляться симпатичный молодой человек. Однажды меня с ним познакомила Нинель Павловна: вот, мол, это наш читатель, специалист в области экономической истории средневековой Франции, просит помочь улучшить наш фонд по его направлению исследований. Это было обычным делом: к нам часто присылали читателей, которые не могли удовлетворить свои потребности обычным путем, через залы, и тогда они оформляли в нашем отделе "дезидераты" (специальные требования), и мы старались получить нужные им вещи. Потом с этих изданий делали микрокопии, которые оставались в библиотеке.
Игорь Святославович Филиппов (на фото слева со мной), а это был именно он, стал завсегдатаем нашего отдела. Он появлялся у нас практически каждый день и скоро покорил всех: был блистательно образован, изысканно вежлив, обладал бархатным, обволакивающим голосом. Английский он знал просто божественно, свободно говорил по-французски, хорошо знал немецкий и итальянский, мог даже на них неплохо изъясняться. Однажды настал момент, когда он поделился с нами своими амбициозными планами стать директором библиотеки. Несмотря на то, что бывший в то время директором Анатолий Петрович Волик (молодой, к тому же специалист в области автоматизации) нас вполне устраивал, мы поддержали это устремление Игоря. Видимо, поддались его обаянию. Он часто говорил, что библиотеку "нужно поднимать с колен", но мы недоумевали, почему это она на коленях. При всем при том, ему удалось многих из нас, обладавших и властью экспертизы, и административной властью, просто "охмурить". Мы все кинулись оказывать ему содействие, стали мечтать, что он станет нашим директором. Он нас просто увлек за собой, как Гаммельнский крысолов под звуки своей дудочки увел детей. Он стал нашим директором в январе 1992 года.
Как и очень многие мои коллеги, я очень приветствовала его назначение и верила, что этот молодой, энергичный, фантастически эрудированный, много бывавший на Западе человек распахнет окна для свежих ветров перемен и сделает "Ленинку" (с нашей помощью, конечно) самой современной и самой передовой в России, одной из лучших в мире. Эта вера жила в нас довольно долго: пережила жуткое двоевластие , недипломатичность Игоря в отношениях с министерским начальством, путание педалей в приоритетах (он тратил несоразмерно много времени на общение с послами иностранных держав, наивно ожидая от них бурного потока подаренных библиотеке книг) и даже неприкрытое деление коллектива на "своих" и "чужих". Будучи человеком, сильно приближенным к директору, я, к примеру, успешно выстраивала отношения со многими "чужими", которым эти игры были не очень интересны. Но вера тех, кто очень долго оставался "своим", не пережила одного: пренебрежения Игоря к нашим профессиональным амбициям. Впрочем, амбиции профессионалов, уже занимавших нешуточные должности, сводились вовсе не к карьерному росту, а лишь к тому, что каждый на своем месте хотел добиться чего-то значительного, помочь библиотеке выбраться из кризиса и выйти на устойчивую траекторию развития.
Но надо отдать Игорю должное: он умел делать "подачи" своим союзникам. Еще не став директором, но уже сделав свое желание достоянием гласности, он рекомендовал меня как высококлассного специалиста директору Мортенсоновского центра международных библиотечных программ Марианне Такс Чолдин (Marianna Tax Choldin). Марианна после нескольких собеседований одобрила мою кандидатуру, и 31 мая 1992 года я отправилась в США, где в городке Урбана-Шампейн (по сути, это были два маленьких городка, соединенных вместе университетским кампусом), штат Иллинойс, провела полгода на стажировке в Мортенсоновском центре. Марианна была выдающимся человеком: почетный профессор Иллинойского университета, известный в мире специалист по проблемам цензуры, великолепный организатор и просто очень хороший человек. Она многое сделала для повышения квалификации библиотекарей, менеджеров, вообще информационных работников по всему миру. Я оказалась одной из счастливых обладательниц стипендии, которая была выдана мне из фонда, управляемого Марианной.
Итак, с 1 июня по 30 ноября 1992 года я провела в Америке. Фанатично посещала занятия в университете (взяла курсы по менеджменту информационного учреждения и по развитию библиотечных фондов), сидела в библиотеке и дома – работала, как одержимая. Пришлось серьезно заниматься английским, ведь это был у меня второй язык, слов для обучения в университете и повседневной жизни в стране явно не хватало. Стала собирать материал к будущей диссертации, причем тему выбрала несколько странную: "Проблемы стресса и выгорания в профессиональной деятельности информационных работников". Но мне это было интереснее всего. На фото справа я (едва заметная у столба) на территории университетского кампуса.
Настоящая Америка открылась передо мной тогда, когда нас повезли на конференцию в Чикаго. Мне очень понравился Чикаго – это фантастический, роскошный город. А так я все время просидела за занятиями. Правда, в выходные, когда всем было положено отдыхать, я ездила на аэродром, где научилась летать на планере (глайдере) и даже получила соответствующую лицензию пилота.
К сожалению, мне не пришлось сделать диссертацию и защититься. Я подобрала огромное количество материалов для своей работы, некоторые статьи мне даже доставляли в копиях из других городов США или из других стран – материала было не на кандидатскую, а на докторскую… Все бумаги мне, разумеется, переслали в Россию, в Ленинку, но, когда я вернулась, на меня свалилось такое количество текущих дел, что о диссертации пришлось забыть.
Благодаря американскому опыту в моем сознании наступило качественное изменение. Я почувствовала себя свободной, гараздо свободнее, чем всегда. Мне даже захотелось летать. И это желание очень быстро осуществилось: я стала ездить на летное поле, расположенное неподалеку от кампуса, и учиться летать на планере (глайдере). Занятий через двадцать я уже летала самостоятельно. На фото слева я готовлюсь впервые взлететь без инструктора.
В Штатах ведь среда совсем другая. Хотя и у нас в отделе тоже было все вполне демократично – не только почтение молодежи к старшим, но и респект старшего поколения по отношению к талантливой и трудолюбивой молодежи, взаимное уважение к профессионализму. С этой точки зрения не было ничего нового. А вот раньше, до библиотеки, мне приходилось наблюдать сильные контрасты. В техникуме, где я преподавала, был отвратный директор с диктаторскими замашками, типичный советский функционер. С другой стороны, секретарем горкома комсомола, при котором был наш техникумовский райком, был Веселов Борис Глебович – честный, разумный, человечный. И наш райкомовский секретарь Володя Возняк был очень хороший парень, мы с ним дружили. Потому комсомол мне и не был так противен, что люди в основном мне там попались замечательные.
Но в Америке многое было иначе. Там была атмосфера полной свободы, каждый человек представлял большую ценность, всех внимательно слушали, уважали любое мнение, каким бы оно ни было. Там эта культура пронизывает все, а у нас только местами такое можно было встретить. Я ведь поехала в Штаты в разгар нестабильности в нашей стране. Многие помнят очереди за продуктами, за вещами. Мы все через это прошли. У нас с мужем была многодетная семья, и мы стояли в этих очередях вместе с ветеранами войны и инвалидами. Какая ненависть вылезала из людей в этих очередях! Они орали, оскорбляли друг друга из-за каждой пачки гречки, каждого батона колбасы. Нас, многодетных матерей, называли "шалавами", инвалидов "дармоедами", ветеранам войны говорили "Если бы не вы, мы бы тут баварское пиво уже полвека пили"...
И вдруг я попадаю в страну, где полное изобилие. Все есть, только работай! Я так и делала. Свобода и изобилие очень меня радовали. Можно было выбрать вещь, которая тебе понравилась. Я приходила в магазины, где столько всего! Я накупила не только одежды для всех, но еще швейных аксессуаров всяких – тесемок, пуговиц, застежек. Такой красоты у нас еще не было. Еще мы часто ездили в другие города, знакомились с коллегами, видели, что в каждой библиотеке какой-то свой уникальный опыт. Я мечтала, чтобы и в нашей библиотеке многое из того, что я видела, можно было сделать. Удобные стеллажи и мебель, идеальная пожарная безопасность… Я смотрела на все уже как менеджер, как руководитель, почувствовала себя свободным, самостоятельным человеком, который крепко стоит на ногах и многое может. У меня появились внутренняя независимость, уверенность в себе. Я сильно изменилась внешне и внутренне (на фото справа в этом можно легко убедиться). У меня появилось большое количество новых знаний в области управления, к тому же я сильно выросла как информационный работник – ведь раньше у меня была квалификация библиотекаря-библиографа, полученная на Высших библиотечных курсах при "Ленинке", но теперь к этому добавились еще совершенно новые знания о том, как организовывать хранение и поиск информации и информационные сервисы. Если раньше я была практикующим управленцем "от сохи", то тут получила крепкие теоретические знания и стала профессиональным менеджером.
В университете мне также удалось получить первые представления об информационных технологиях. Сначала я освоила электронную почту. Учила меня молодая супружеская пара – Пэт Леонард, американка, и Эмилио Мийян, испанец. Работали мы на терминалах (см. фото слева, где я, близорукая, с непривычки безобразно горблюсь у компьютера), но у каждого был свой почтовый ящик. У меня появились первые корреспонденты, пока все американцы, и первой была Марианна. За текстовый редактор я тогда, правда, так и не села.
А вот об интернете я услышала только в 1993 году. Когда я вернулась в Россию, пришла к нам Александра Владимировна Беляева с помощницей Светой Тихомировой. Саша в то время активно занималась организацией систем электронной почты и помогла установить в "Ленинке" несколько адресов через Гласнет. Первый такой адрес появился в нашем отделе, следующие – в международном отделе и отделе абонемента. Тогда же я начала учиться работать в текстовом редакторе – нашем славном Лексиконе. Света, кстати, позже совершенно независимо от нас организовала некоммерческую организацию "Человек и информационное общество". Так что мы с ней шли, что называется, параллельными курсами. Когда в 2001 мы году снова встретились, ее организация вступила в созданный нами ПРИОР.
После возвращения из США я очень скоро стала заведующей отделом, так как муж Лены Савельевой дождался давно ожидаемого назначения, и они уехали. Игорь уже год был директором библиотеки, и у нас было огромное количество работы. Вскоре он отправился в Париж и начал там вести переговоры о программе модернизации РГБ под эгидой ЮНЕСКО. Эта идея была с энтузиазмом поддержана ЮНЕСКО, и практически сразу закрутился мощнейший маховик. Была сформирована 
международная комиссия экспертов, в которую вошли лучшие "библиотечно-информационные мозги" со всего света: председателем комиссии стала Натали Дюсулье (Nathalie Dussoulier, на фото справа, я – слева), которая до выхода на пенсию была директором Национального института научно-технической информации (французский аналог ВИНИТИ) и получила за свою работу на этом поприще Орден Почетного легиона; секретарем комиссии был Виктор Монтвилов (Victor Montviloff, на фото посередине), старший программный специалист в сфере информации и информатики ЮНЕСКО; в комиссию вошли Уинстон Табб (Winston Tabb), заместитель директора Библиотеки Конгресса США, и его ассистент Абби Смит (Abby Smith); Майкл Сметхерст (Michael Smethurst), директор Британской библиотеки, впоследствии получивший за работу в этом качестве рыцарский титул; Аликс Шевалье (Alix Chevallier), заместитель директора Национальной библиотеки Франции; Даниела Люльфинг (Daniela Lülfing), директор восточной части Государственной библиотеки в Берлине "Прусское культурное наследие", а также Ариана Ильон (Ariane Iljon), руководитель подразделения Генеральной дирекции XIII/E-4 "Электронное издательское дело и библиотеки" Европейской комиссии. Координация программы со стороны РГБ была поручена мне, и это было одним из мотивов моего назначения в октябре 1993 года заместителем директора библиотеки. На фото слева ниже я в своем кабинете на втором, директорском, этаже.
После создания комиссии немедленно началась активная работа с коллективом библиотеки по разъяснению смысла, целей и задач программы. Я помню свою первую листовку, в которой агитировала весь коллектив за участие в проектах программы, и первые отклики на этот призыв: стали приходить люди, которые еще лет пять назад казались мне недосягаемыми звездами (здороваясь с ними, я невольно наклоняла голову), чтобы поблагодарить за новые возможности и гарантировать свою максимальную помощь.
К середине 1994 года был уже набросан каркас программы и была запущена международная кампания по ее продвижению. К началу 1995 года мы уже провели детальный анализ деятельности библиотеки и изложили его на бумаге; к этому же времени был подготовлен первый вариант проекта программы. Модернизация затрагивала все жизненно важные системы библиотеки – управления, формирования фондов, предоставления услуг, а также всю бизнес-логику, технологии, физическую реконструкцию. Компьютеризация пронизывала все, поэтому занимала в программе одно из ключевых мест.
Могу сказать, что программа модернизации буквально превратила библиотеку в пчелиный улей: почувствовав вкус к интенсивной работе, организованной совершенно по-иному, люди готовы были работать круглосуточно – они почувствовали тот самый давно ожидаемый свежий ветер. Но у Игоря что-то не заладилось с комиссией ЮНЕСКО: в 1995 году Натали, Виктор и Ариана открыто выразили недовольство его действиями, которые, несмотря на полную поддержку ЮНЕСКО и энтузиазм коллектива библиотеки, тормозили реализацию программы. Мои отчаянные попытки "челночить" между ними оказались безуспешными – при всей своей симпатии к Игорю я понимала, что правда не на его стороне. Это стало причиной нашего разлада, который к лету 1995 года достиг вершины: я написала заявление об уходе. Директор не поддержал этого решения, и я осталась. Наши с ним отношения, однако, резко охладели. Причиной было то, что программа, столь славно начавшаяся и столь успешно развивавшаяся, приставившая людям крылья и разбудившая в нас желание стать лучшими, попросту была остановлена им. С членами комиссии ЮНЕСКО я не прерывала связей, но теперь они были неформальными.
К концу 1995 года против Игоря были настроены уже очень многие: министерство, люди в аппарате Правительства, половина коллектива библиотеки, комиссия ЮНЕСКО, целый ряд известных публичных фигур, достаточное количество журналистов. При этом директор, обладая ярким даром убеждения, смог превратить многих бывших "чужих" в новообращенных "своих" – библиотека вздыбилась и разделилась на его сторонников и противников. Всякая созидательная работа замерла. Все это закончилось тем, что Черномырдин своим распоряжением освободил Филиппова от занимаемой должности. По иронии судьбы это распоряжение было выпущено 9 января 1996 года – в день рождения Игоря.
Практически через пару дней после увольнения И. Филиппова мне было предложено исполнение обязанностей директора РГБ. Здесь я вынуждена пропустить многие очень интересные и зачастую трагикомические детали, связанные с моим вступлением в должность и выполнением этих обязанностей, – они заслуживают отдельного рассказа. Скажу только, что я планировала быть первым лицом первой библиотеки России пару месяцев, а задержалась почти на весь 1996 год. Мой серьезный официальный портрет того времени (см. фото справа) по сию пору висит в галерее директоров "Ленинки".
Одной из первых моих забот – помимо денег на зарплату сотрудникам и комплектование фондов (хотя бы на подписку!), судебных тяжб, затеянных Игорем, бесконечных аварий на убитых конвейерах и в полусгнивших технических коммуникациях, пасквилей в газетах, нервной вздернутости части коллектива, сообщений о заложенных бомбах и мн. др. – было возрождение программы модернизации. Общение с выдающимися профессионалами из разных стран очень хорошо отформатировало мои мозги в сторону интенсивного использования информационных технологий во всех библиотечных процессах. При слове "автоматизация" я уже морщила свой "носик" – для меня это был плюсквамперфект. Надо было приступать к компьютеризации и внедрению информационных технологий для решения важнейших проблем обеспечения информацией науки, культуры, образования, других ключевых сфер деятельности.
Для такого серьезного проекта нужен был не менее серьезный специалист в этой области, который, к тому же, обладал бы качествами сильного лидера. Натали Дюсулье советовала мне немедленно заняться поиском такого человека, потому что у меня самой таких специальных знаний, разумеется, не было. Я стала искать. Перебрала очень много кандидатур, породила уйму обид – ведь встречалась я с хорошими и весьма уважаемыми людьми, которым затем почему-то отказывала. Но я привыкла доверять своей интуиции, а она подсказывала мне, что никто из кандидатов не сможет расчистить эти авгиевы конюшни. Здесь нужен был кто-то особенный.
Тех людей, которые хорошо во всем этом разбирались, можно было пересчитать по пальцам: Яков Леонидович Шрайберг (тогда первый заместитель директора, а теперь уже и вовсе директор ГПНТБ России), Николай Евгеньевич Каленов (тогда заместитель директора, а сейчас – ничего удивительного – директор Библиотеки по естественным наукам РАН), Борис Родионович Логинов (и тогда, и сейчас директор Государственной центральной медицинской библиотеки), Вильям Ризатдинович Хисамутдинов (тогда заместитель директора Института научной информации по общественным наукам РАН, ныне покойный), Александр Иванович Вислый (тогда заместитель директора Библиотеки МГУ, теперь директор РГБ), Михаил Андреевич Аветисов (тогда заместитель директора Центральной научной сельскохозяйственной библиотеки РАСХН). Все они были на своих местах и вряд ли стали бы срываться с них в заместители к какому-то врио. Все, что мне оставалось делать, – это продолжать искать нового человека да ходить на межведомственные совещания по проблемам автоматизации.
И вот однажды – то ли в конце февраля, то ли уже в марте 1996 года – Яков Шрайберг (на фото слева можно увидеть, как он выглядел в тот период времени) решил устроить очередное совещание по проблемам интеграции информационных ресурсов библиотек. Он перед этим позвонил и сказал, что мне надо обязательно прийти, потому что будут обсуждаться вопросы, которые мы планировали решать в Ленинке через программу модернизации. Спустя много лет мне хотелось бы выразить Яше безмерную благодарность за тот звонок, перевернувший в итоге всю мою (и не только мою) жизнь.
Совещание проходило в Медицинской библиотеке у Бориса Логинова, вел его Шрайберг. И вот он предоставил слово какому-то незнакомому бойкому человеку в очках… Все то время, пока он говорил, я осознавала, что все понимаю! Впервые в жизни мне были понятны слова про автоматизацию библиотек, информационные технологии, компьютерные сети! Мне показалось, что на меня снизошло какое-то озарение, и я резко поумнела. Я с трудом досидела до кофейного перерыва. Как только его объявили, я сломя голову бросилась к этому выступавшему и сказала: "Юрий Евгеньевич, я хотела бы с Вами обязательно познакомиться. Мне очень понравилось все, что Вы говорили. Вы прояснили мне многие вещи. Кстати, я не поняла одного слова: "ортогональный". Как он потом вспоминал, его покорило, что руководитель главной библиотеки страны (пусть и временный) не постеснялся признаться, что не знает какого-то слова. Он очень деликатно все мне разъяснил и добавил еще кое-какие вещи, которые сделали меня абсолютным апологетом использования информационных технологий, информационного взаимодействия и совместного использования библиотечных ресурсов.
Следующую ночь я практически не спала и все думала, что этого человека надо срочно заполучить в нашу библиотеку и что это может стать решением множества накопившихся проблем. Через какое-то время я позвонила ему и пригласила на разговор. Этот разговор не был долгим: я уже не сомневалась, что бог послал нам того, кто был так нужен. В этот же день я предложила Ю.Е. Хохлову возглавить направление автоматизации. Юрий Евгеньевич взял короткий тайм-аут, затем позвонил и сказал, что согласен. 22 апреля 1996 года он уже вышел на новую работу. Эту дату я хорошо запомнила, потому что она для нашего поколения знаковая: день рождения В.И. Ленина. Нового замдиректора я представляла коллективу как "нашего Ленина" в области автоматизации. Буквально через несколько недель я начала получать какие-то совершенно потрясающие благодарности от сотрудников библиотеки, а чуть позже – и комплименты от самой Натали Дюсулье. Она уже успела довольно много пообщаться с Юрием Евгеньевичем и сказала, что это именно тот человек, которого все так ждали.
В среде российских библиотечных автоматизаторов он был фигурой весьма заметной и фактически вел за собой это профессиональное сообщество. Буквально с первого дня его работы в "Ленинке" мы стали союзниками. Благодаря ему проект внедрения информационных технологий стал в Программе модернизации РГБ одним из самых мощных и убедительных. Это признали и члены международной комиссии ЮНЕСКО, и позже эксперты программы Тасис, которая одобрила для РГБ специальный грант в размере миллиона экю. На фото выше Ю.Е. Хохлов в левом ряду ближе к стене, в очках, я – во главе стола, вдали.
Очевидная для всех компетентность Юрия, его непривычный для "советского" учреждения чуть отстраненный стиль поведения в сочетании с фантастической работоспособностью и абсолютной человеческой надежностью помогли создать какую-то особую атмосферу взаимопонимания и сотрудничества. Ни я, ни другие руководители библиотеки не стеснялись советоваться с ним по многим вопросам, и не только по информационным технологиям. У него было особое мышление, сильно отличающееся от нашего: он умел видеть любую проблему гораздо шире и детальнее, чем большинство из нас, мгновенно раскладывал все по полочкам, и у каждого возникало ощущение уверенности в том, что ее можно быстро и, главное, технично преодолеть. Мы все были достаточно хорошими профессионалами, некоторые – вообще отличными, но он был виртуозом, маэстро. Впрочем, это имело свои сложности: в работе Юрий не терпел дилетантов и профанов, не церемонился с ними, а они, как это обычно бывает, не оставались в долгу. Поэтому недоброжелателей у него хватало.
Вообще время, прожитое в "Ленинке" было для меня временем великих возможностей и свершений. Я получила две новые профессии: библиотекаря и менеджера, побывала во множестве стран, познакомилась с десятками выдающихся людей, попала в круг профессиональной элиты. В период моего директорства мы с огромным удовольствием и энтузиазмом двигали нашу библиотеку в будущее. Нас поддерживали очень многие в коллективе, в министерстве, в сообществе. А 27 мая 1996 года, во всероссийский день библиотек, тогдашний министр культуры Е.Ю. Сидоров наградил меня вместе с директором Российской национальной библиотеки (бывшей ленинградской "Публички") В.Н. Зайцевым почетной грамотой за хорошую работу (см. фото слева). А в июне 1996 года я имела честь и удовольствие принимать на правах хозяйки первого библиотекаря мира - директора Библиотеки Конгресса США Джеймса Биллингтона (см. фото ниже справа, на котором запечатлены Миша Левнер из Библиотеки по естественным наукам РАН, д-р Биллингтон, я, Ю.Е. Хохлов и Людмила Федоровна Козлова, в ту пору завотделом международного сотрудничества Ленинки).
Когда в конце 1996 года пришел новый директор – Егоров, я очень быстро почувствовала, что, несмотря на мои четкие и искренние уверения в полной лояльности и готовности работать с 
ним, он хочет от меня избавиться. Его попытки добиться этого были сначала "элегантными", затем топорными, но потом уже более умными – бюрократическими. Он просто решил меня "сократить". Юрия же Евгеньевича он в принципе готов был сохранить (уж очень ценный был кадр), однако тот, очень хорошо знавший эту породу "аппаратчиков", сразу принял для себя решение не связываться с ним. И мне советовал сделать то же самое. Я не вняла совету, потому что не представляла себе жизни без "Ленинки". Ведь здесь я провела почти тринадцать лет, стала специалистом и руководителем, сделала беспрецедентную для женщины карьеру – не пропустив ни единой ступеньки, поднялась по служебной лестнице от рядового библиотекаря до заместителя директора, была и.о. директора. И была еще одна причина: я просто любила и эту библиотеку, и свою работу.
Мое ослиное упрямство, естественно, до добра не довело – я стала генералом без армии. У меня отобрали все подразделения и функции и переселили в убогий кабинет в одном из самых необжитых и неприятных зданий (Моховая, 12). Ни одно заседание дирекции не обходилось без унизительных комментариев по поводу моей недавней деятельности в роли первого лица. Никто, кроме Юрия Евгеньевича, ни разу не посмел возразить. Я получала сочувствие и утешения лишь в коридоре либо за стенами библиотеки. А благородный рыцарь вскоре тоже был отправлен под сокращение. Ему, как и мне, цинично был предложен на выбор список из примерно пятисот вакантных должностей – от библиотекарей до уборщиков помещений. Егоров открыто шельмовал теперь и его достижения, а народ, как и в моем случае, безмолвствовал. Естественно, мы не могли ожидать чего-то другого от людей, которые не меньше нашего дорожили своей работой и хорошо понимали, что с ними будет, если они поднимут голос. Но мы благодарны своим коллегам за то молчание, потому что тогда оно совершенно очевидно не было знаком согласия, и наш варяг это прекрасно понимал.
Одним из последних мероприятий, до которого меня допустил господин Егоров, – это конференция Online в Лондоне в декабре 1996 г. На снимке слева я с Юрием и ученым секретарем библиотеки Людмилой Николаевной Тихоновой на стенде РГБ.
Очень показательна одна история, связанная с приходом Егорова, после которой Юрий окончательно осознал бесперспективность всех наших надежд. Увидев в директорском кабинете компьютер (которым я до последнего времени активно пользовалась), Егоров вызвал Хохлова и сказал: "Уберите его – отдайте тому, кому он нужнее". Трескучесть фразы не затмила ее смысла: вставший у руля функционер, что называется, в гробу видал прогресс. Не удивительно, что именно он оказался окончательным могильщиком программы модернизации РГБ, которая к моменту его прихода уже была полностью разработана и официально одобрена Министерством культуры РФ. Он так прямо и заявил: "Дело надо делать, а не программы писать".
Но, обнулив заслуги других, он и его преемник, однако, не постеснялись воспользоваться плодами их труда – миллионом экю на автоматизацию РГБ и кредитом французского правительства в 10 миллионов долларов на реконструкцию основного хранилища библиотеки. Почву для проектов подготовили все мы – как члены международной комиссии экспертов ЮНЕСКО, так и специалисты библиотеки, участвовавшие в реализации программы. Среди людей, к
оторые поддерживали программу в России, считаю своим приятным долгом упомянуть Юрия Борисовича Волегова, который тогда был заместителем министра культуры, Евгения Ивановича Кузьмина, руководившего в то время всей библиотечной отраслью в Министерстве культуры, и Игоря Владимировича Шабдурасулова, который в те годы был начальником Департамента культуры Аппарата Правительства РФ.
На фото справа кто-то поймал нас с Ю.Б. Волеговым на банкете в Крыму 4 июня 1996 г. По-моему, мы похожи, как близнецы. К сожалению, этого прекрасного человека больше нет с нами – он скончался зимой 1997 г.
Итак, я осознала, что моя блистательная карьера в Ленинке, как это было ни прискорбно, закончена, и нужно как-то устраивать свое будущее. Чем я и стала вплотную заниматься.