Московский инъяз был в середине семидесятых, когда я заканчивала школу, одним из самых "блатных" и самых недоступных вузов. Идею поступать туда мой папа никак не одобрял и считал, что с таким разночинным происхождением и воспитанием, как у меня, соваться туда совсем не стоит. Но я, что называется, уперлась рогом и сказала, что все равно пойду. На фото слева можно полюбоваться, какой у меня в ту пору был решительный вид. Дело в том, что я к тому времени перечитала всю "Всемирку" и была напичкана массой всяческих убеждений и афоризмов. Один из них был моим любимым: "Судьба победит нас, если мы сами не одержим победу над ней". Смелым везет, поэтому я поступила с первого раза. Знания мои, хоть и укрепленные интенсивными занятиями, были, конечно, по сравнению с тем, что имели выпускники спецшкол, убогие, но мне реально попадались хорошие билеты и добрые экзаменаторы.
Первый год мне было ужасно, действительно ужасно трудно. Я казалась себе хуже всех и в конце первого семестра просто хотела уйти, чтобы не "засорять" собой уважаемый вуз. Но первую свою сессию я, однако, сдала с единственной четверкой, помешавшей мне в тот раз получить повышенную стипендию. Была еще одна проблема: я принципиально не курила (а в инъязе курили все – от ректора до уборщицы), и это не позволяло мне быстро стать "своей" в этой студенческой среде. Хорошо, что у меня появились подруги, среди которых две – Аня Галкина и Надя Данилова – тоже оказались убежденными врагами табакокурения.
На фото справа запечатлены моя одногруппница и подруга Лена Княжевич (теперь Грелль), наша любимая преподавательница и руководитель факультетского хора Анна Давыдовна Кузина, тоже мои одногруппницы и подруги Нина Левина, Тата Тимохина (которой уже, к сожалению, нет в живых), Аня Галкина (теперь Савинкина), Надя Данилова и я сама.
Из института я никуда не уходила – упрямство не позволяло, и девчонки морально поддерживали, – но все время была на грани, потому что считала, что у меня вообще нет никаких способностей к языку. Однако в конце первого курса на фонетическом конкурсе я совершенно неожиданно для всех, и в первую очередь для себя самой, заняла третье место. У меня вдруг образовалось одно из лучших произношений на курсе. Я была наглядным пособием по переходу количества в качество. Потом, на пятом курсе, я преподавала новым студентам фонетику, ставила им произношение. Немецкий мне очень нравился своей логичностью, стройностью – он всегда напоминал мне любимую математику. Так что свои нереализованные математические способности я использовала в немецком языке.
Была еще одна вещь, которая помогала мне не сдаваться: спорт. У нас в инъязе были отличные секции, поставлявшие кандидатов в мастера и даже мастеров. Я выбрала художественную гимнастику, заменившую мне хореографию. После первого курса я как спортсменка-разрядница даже была избавлена от необходимости ехать в Астрахань в так называемый "стройотряд" на сбор арбузов. Однако после второго курса, летом 1977 г., от еще одной обязаловки, а именно от работы в пионерском лагере, "о
ткосить" не удалось. Мне досталась "малышовая" группа – семи-восьмилеточки, многие из которых вообще ничего сами не умели. Приходилось мыть их с ног до головы в дУше, учить чистить зубы, заправлять постель, убирать свои вещи, причесываться и т.п. Даже с паразитами бороться досталось. Воспитательница на наш отряд мне, восемнадцатилетней вожатой, досталась потрясающая: одинокая дама около сорока с четырехлетим ребенком. Она частенько укатывала в Москву "устраивать личную жизнь", а я оставалась один на один с тремя десятками маленьких ребятишек и с ее собственным сыном в довесок. Однако за два месяца я как-то втянулась, мы с ребятами сильно привязались друг к другу, так что, расставаясь, все очень грустили, а кое-кто даже плакал (на фото слева – наша последняя совместная поездка на электричке "Талдом-Москва").
В 1979 году я стажировалась по студенческому обмену в университете имени 
Гумбольдта. Там немецкий профессор снимала мне акцент – убирала последние шероховатости. Так что "гэдээровский" вариант немецкого языка я освоила, как тогда говорили, "в совершенстве".
На фото справа можно увидеть меня (четвертую слева, самую мелкую) поющей "Рябину" в Берлинском университете вместе с однокурсниками Надей Демченко, Олегом Пихуром, Наташей Шишовой, Надей Даниловой и Людой Калюжной.
Поездка в ГДР довольно сильно повлияла на меня, но тогда я этого толком не осознавала. У меня голова была забита совершенно другими вещами, поэтому я даже досадовала на эту стажировку. Ведь в ту пору я собиралась замуж, была невестой. Мой жених Сергей Ершов работал в НПО "Энергия", а это был тогда тот еще "ящик". Из-за моей стажировки пришлось откладывать свадьбу, а я уже бредила белым платьем и куклами на бамперах…
Хорошо было то, что я оказалась в немецкоговорящей среде, много занималась с книжками, сидела в лингафонном кабинете, общалась с ребятами из многих стран. У меня там даже страстный ухажер появился, француз Мишель. Но я его, конечно же, отшила. И не только потому, что он был страшненький (что правда, то правда). У меня ведь был настоящий официальный жених, а поклонник к тому же был из "капстраны", что для правильной советской комсомолки было совсем неподходяще… Вернувшись со стажировки, я вышла замуж (см. фото слева). Это было 28 июля 1979 года.
Институт я заканчивала с отличными оценками. Но на одном из госэкзаменов произошел случай, который лишил меня надежды на красный диплом. Я сдавала свое любимое "троеборье": методика, педагогика, психология в одном экзамене. Я действительно любила эти дисциплины, у меня всегда были по ним круглые пятерки. Но я тогда была на сносях (см. фото ниже справа), срок рожать уже подходил, и мне назначили досрочную сдачу. Надо сказать, что выглядела я тогда жутко счастливой и цвела, как майская роза. А экзамен принимали у меня не наши, а какие-то чужие преподаватели. Одна из теток, которую я, видимо, сильно злила своим счастливым видом, открыто меня "валила", причем злобно комментировала, что "некоторые специально с животами ходят, чтобы снисхождение на экзам
ене получить". Отвечала я хорошо, поэтому другие две женщины пытались спасти ситуацию, но "остапа понесло", и я все-таки получила четверку. Это была чудовищная по своей несправедливости оценка, и ситуация сама по себе была фантасмагорическая.
Распределения после института у меня не было - ведь мне нужно было рожать. О свободном распределении тогда многие мечтали, но мне оно было, как говорится, мимо кассы – кто бы взял меня на работу с маленьким ребенком? Так хоть бы гарантия трудоустройства была, а теперь я повисла в воздухе и не знала, куда мне сунуться.